Итак, платоновская сущность по своей природе бесформенна, бесконечна и так далее. Она является «общей» «формой» истины и не может быть обобщением конкретного материала, она не сводима ни к какой конкретной чувственно воспринимаемой форме. Природа того, что воспроизводит сущность, должна совпадать с природой последней. То есть слово-откровение по своему содержанию также должно быть бесформенно, бесконечно и так далее; оно также не может воспроизводить чувственный опыт, не может указывать на чувственно воспринимаемую форму. Это означает также, что слово-откровение не может иметь собственной чувственно воспринимаемой формы, то есть оно не может быть звучащим-слышимым или видимым-писанным (строго говоря, это означает, что слово-откровение вообще не может существовать в мире конкретных вещей) – оно естественно незримо, как сущность (соответственно, истинная мысль у Платона также незрима, неслышима и так далее; слово не может быть зримо представляемым феноменом сознания, строго говоря, вообще не может быть таким феноменом, ибо какой-то элемент формы, пусть даже и стремящийся к исчезновению, у мысли должен наличествовать (?); хотя опять-таки «впрочем» – вопрос, мягко говоря, непростой и ответ не столь очевиден, вариативен и/или/... «зависит от» и т. д.).
Как сущность и/или, как сущность, слово-откровение существует само по себе, то есть вне каких-либо смысловых связей с другими словами-откровениями, которые являются выражениями других сущностей. Подобная взаимосвязь означала бы взаимодействие сущностей, что противоречит природе таковых.
Слово-откровение также находится вне каких-либо смысловых связей с как бы неистинными словами-обобщениями (если допустить существование таковых, как например, слов, обобщающих жизненный опыт на уровне в том числе частного личного или группового мнения), так как иначе оно было бы сводимо через подобную связь к чувственно воспринимаемым формам.
@originalworks